Это случалось так редко – по пальцам перечесть. Рядом постоянно кто-то был. То Фред и Джордж, перебивая друг-друга, просили посмотреть очередное изобретение, то Рем с его грустно-виноватой улыбкой предлагал сыграть в шахматы... Даже Джинни – и та норовила забраться с ногами на диван, где сидел Сириус. Почему бы им всем не оставить его в покое, а? Да, это детство – притворяться, что тебе снятся кошмары. Но другого способа добиться внимания крестного у Гарри просто не было. Если ночью ты не спишь, перебирая старые фотографии с оторванными уголками, под глазами залегают глубокие тени. За завтраком надо решительным жестом отодвинуть тарелку, а надкусанный бутерброд – положить на место. Они немного повздыхают, Гермиона нахмурится, а Рон почешет в затылке, не зная, что сказать... Но главное – никто не пойдет за тобой в библиотеку, к Сириусу. Входя, мальчик останавливался на пороге. Крестный смотрел на него без улыбки, приглашающим жестом откидывая плед. Щелчок замка... Гарри снимал обувь и шел к нему по мягкому ковру. Густой ворс щекотал голые ступни. Потом он забирался на диван, и Сириус, чуть привстав, стягивал с него застиранную футболку. Когда шершавые ладони задевали нежные соски, Гарри пробивала дрожь. Он не понимал, что в этом такого... ради чего он врет друзьям. Но раз за разом продолжал это делать. Сириус ложился, обнимая его обеими руками. Гарри чувствовал его дыхание на шее – горячее, влажное. Губы крестного почти касались уха. Иногда он шептал что-то утешающее, и Гарри вжимался в него с тихим стоном. Господи, это было так приятно. Сириус гладил его живот, несильно покусывая в плечо. Больше всего хотелось найти его руку под пледом и сдвинуть немного вниз... ну совсем чуть-чуть. Гарри не смог бы объяснить, чем они занимались в библиотеке. Он уходил от крестного с красными щеками, задыхающийся. Очень хотелось пить. А потом подняться в комнату, наверх, содрать одежду и гладить себя там, где Сириус не касался.
